1968 г.

Писалось стихотворение как слова юнкоровского марша.

Песня о каравеллах

В южных морях, и у севера дальнего,
И у ревущих широт
Ходят эсминцы, скользят в море лайнеры,
Бродит рыбацкий народ.
Ветром их клонит, волнами высокими
Им заливает огни,
Трудно им в море,
но все-таки, все-таки
Легче, чем в прежние дни.
Вспомним о тех, кого злыми поверьями
Дома сдержать не смогли,
Кто начертил нам гусиными перьями
Первые карты Земли.
В чем-то, друзья, с ними мы одинаковы,
Так же не смотрим назад.
Так же, как марсели, рвутся спинакеры,
Если приходит гроза.
Пойте, друзья, про выносливость паруса,
Пойте про тех, кто был смел,
Кто сквозь века прочертил в море ярости
Огненный след каравелл.

1968 г.

Завещание

Мне жить надоело с недавних времен,
Все жалобы, склоки, раздоры…
Я знаю, что хватит в отряде знамен,
Чтоб в гробе укрыть командора.
Тяжелые копья держа навесу,
Роняя слезу непрестанно,
Как Гамлета, скорбно меня понесут
Четыре моих капитана.
А дальше — отдав мне прощальный салют,
Хлебнувши на траурном пире,
Врагов моих в теплых постелях найдут
И сделают им харакири.
И правильно сделают — так им и надо:
Какие дела, такова и награда.

1968 г.

Стихотворение написано по поводу происков местной «общественности» против «Каравеллы».

Всадники

Я у книжки не помню названия.
Книжка — вихрь из атак и погонь.
Я читал, как сбруей позванивал
Потерявший всадника конь.
Конь ушел. А мальчишку взяли.
Был коротким у белых допрос.
Руки тонким ремнем связали,
Повели на крутой откос.
И поставили там над кручей.
Серебристы, но не легки
Выползали из ножен тягучие
Их отточенные клинки.
Становился я злым и упорным.
Злой прищур не сходил с лица.
Я отбрасывал книжку в сторону.
Я хотел другого конца.
Как травинка в заснеженном садике,
Как росточек сквозь синие льды,
Пробивалась надежда на всадников,
На спасителей от беды.
Мы тогда не очень умело
Разбирались в героях книг.
Были красные. Были белые.
Были наши, и были враги.
Наши — это любому знакомо.
Наш — он тот, кто всегда готов
К другу мчаться стрелой на помощь
В дробном грохоте конских подков.
Что ж! Они не обманут доверия.
Видел я в мальчишеском сне,
Как ковбои в выжженной прерии,
Торопясь, седлали коней.
И, играя литыми кольтами,
Подгоняя мустангов лихих,
Развивали арканы кольцами
Мексиканские пастухи.
Расцветали шрапнельные гроздья,
Мчались всадники в пыльный зной,
И буденовки с синими звездами
Колыхались серой волной.
Мушкетеры, Спартак, Айвенго
И чапаевцы в бурках седых
Вылетали одной шеренгой
На песчаный крутой обрыв.
И мальчишка вставал опять,
Саблю брал и шел воевать…
…Но в ответ на твою беду
Эти всадники не придут.
Нынче места нет чудесам.
Хочешь чуда — будь всадником сам.
Чтоб на помощь друзьям кидаться,
Чтобы подлость узлами вязать,
Чтобы в руки врагам не даться,
Чтобы сыну потом сказать:
«Помнишь песню о зимнем садике?
О травинке среди зимы?
Жили-были на свете всадники,
Жили-были на свете мы.
Вся земля гудела под нами.
Были ночи, как копья, отточены.
Били кони копытом в камень —
Искры сыпались по обочинам.
Знали кони лихую выучку,
Не успеет смолкнуть труба,
Как мы мчались уже на выручку
К тем, кто звал нас,
Где шла борьба.
Мальчик, думаешь, нет тех дней?
Или, думаешь, нет коней?
Время есть!
И лошади есть!
Да и порох не вышел весь!»

1969 г.

Маленькие барабанщики

Как бы крепко ни спали мы,
Нам подниматься первыми —
Лишь только рассвет забрезжит
В серой весенней дали…
Это неправда, что маленьких
Смерть настигает реже:
Ведь пулеметы режут
Часто у самой земли.
Есть про нас песни разные —
Сложенные с любовью,
Есть грустные и бодрящие,
Звонкие, как труба,
Только нигде не сказано,
Как это все-таки больно —
Пулю глотнув горячую,
Падать на барабан.
Сколько легло нас, мальчики,
В травах и узких улицах —
Маленьких барабанщиков,
Рыцарей ярых атак!
Но не могли мы кланяться,
Жмуриться и сутулиться,
Падали… А товарищи
Шли, отбивая такт…
Флаги рассвета алые
Над городами полощутся…
Снова сегодня встали мы
Раньше всех поутру.
Вновь
барабаны взяли мы.
Снова
выходим на площади —
Туда, где отряды сходятся
В марше серебряных труб.
Может быть все исполнится:
Травы не вытопчет конница,
И от ударов пушечных
Больше земля не сгорит.
Но про тревогу помни ты,
Помни про нашу бессонницу,
Когда барабан игрушечный
Сыну решишь подарить…